Многоликий князь Чернышев
Для «свежего» человека, появлявшегося в 1820-30-х годах в Новочеркасске, было в диковинку, что на некоторых улицах ему встречались «стайки» кудрявых, смугловатых мальчиков, как две капли воды похожих друг на друга. А еще они были похожи на военного министра России, графа, а затем — светлейшего князя Александра Ивановича Чернышева. Спустя годы журнал «Исторический вестник» свидетельствовал, что в Новочеркасске «можно встретить даже в третьем поколении большое количество образцов, имеющих разительное сходство с Александром Ивановичем».
Ныне о генерале Чернышеве вспоминают как о видном военном и государственным деятеле, но при жизни он был весьма известен и как знаменитый любовник своего времени. Будучи с 1808-го по 1812 год представителем Александра I при дворе Наполеона (с 1810 года — постоянно) Александр Иванович прослыл в Париже неуемным и пылким покорителем женских сердец. Ему весьма симпатизировала сестра Наполеона королева Неаполитанская. Что же касается другой его сестры Полины Боргезе, то европейские столицы были наполнены пересудами о ее любовной связи с блистательным российским ловеласом.
Биограф писал о нем: «Чернышев был в полном смысле слова красавец цыганского типа… смелый до дерзости, податливый до унижения, он был вместе с тем большой любитель женского пола, среди которого всегда имел поражающие успехи… во время бытности русским военным агентом во Франции, все выдающиеся женщины большого парижского света были без ума от русского флигель-адъютанта; даже многие близко стоявшие к императорскому дворцу дамы находятся с ним попеременно в самых близких сношениях...».
Причем, в официальной биографии Александра Ивановича, где перечислялись его заслуги на служебном поприще, отмечалось: «Чернышев, одаренный прекрасной наружностью и отличавшийся образованностью и ловкостью обращения, был ласков со всеми и внушал во всех уважение к своим достоинствам».
В Новочеркасске Александр Иванович появился в апреле 1819 года по повелению императора Александра I, поручившего ему курировать деятельность «Комитета об устройстве войска Донского», Попав в столицу Дона, Чернышев остался верен себе и весьма преуспел в амурных похождениях на донской земле. Немалую известность получил его роман с женой тогдашнего Новочеркасского почтмейстера госпожой Летуновской. Впрочем, не чурался он и простых казачек. Диапазон его любовных интересов был необычайно широк. Не все амурные приключения Чернышева заканчивались, однако, беспечными воспоминаниями. Иногда из них вырастали семейные трагедии. Историк А.А. Карасев, к примеру, описал такой случай: «Один донской муж, имевший красавицу жену, застал Чернышева в ее спальне. Генерал будто бы не успел даже как следует одеться и, позабыв про фуражку, бежал в свою квартиру. Брачные отношения супругов прекратились».
Кстати, местный полицмейстер был хорошо осведомлен о проделках царского посланца и делал все от него зависевшее, чтобы избежать скандалов и потрясений. Так, ему было известно, что наибольшие амурные интересы были у Чернышева на Песчаной улице (ныне улица Грекова). Поэтому местная полиция иногда даже пыталась ограничить на нее доступ «чужаков». Историк Карасев писал, например, о том, что «Новочеркасский полицмейстер честно предупреждал молодежь, чтобы она не предпринимала походов на Песчаную улицу, так как туда пожалует-де „большой“ человек».
Примечательно, что история любовных похождений Чернышева своеобразно наслоилась на судьбу его взаимоотношений с выдающимся донским историком Василием Дмитриевичем Сухоруковым. Тот служил под началом Чернышева в Комитете по выработке «Положения об устройстве Войска Донского».
Первоначально их взаимоотношения были более чем дружескими. Историк Карасев рассказывал, что «Чернышев приходил к Сухорукову, жившему с ним в одном доме, совершенно запросто и часто, заставая его в халате, просил не беспокоиться переменой одежды и беседовал с ним о текущих донских делах, как с равным себе...». Однако затем все переменилось: Чернышев начал безоглядно преследовать Сухорукова, буквально терроризируя год за годом своими немилостями.
Карасев с удивлением писал: «Но, чтобы изводить человека в течение 15 лет, не давать ему никакого хода, гонять его, как зайца, из одного угла государства в другой и без всякой видимой причины — надо быть оскорбленным».
Какое же оскорбление нанес Сухорукое Чернышеву? Этим вопросом задавались еще их современники. По словам Карасева, «весь мыслящий мир на Дону удивлялся и недоумевал, какая причина сделала из Чернышева, почти друга Сухорукова, непримиримого ему врага».
Ответ нередко искали в сфере политики, но не менее часто говорили и о том, что Сухорукое волею случая вторгся в область интимной жизни Чернышева. В исторической литературе можно встретить утверждения о «встрече Чернышева и Сухорукова у одной женщины, одинаково благоволившей к ним».
Это настолько задело и оскорбило Александра Ивановича, что он с непоколебимым упорством не уставал в дальнейшем мстить своему неожиданному сопернику. Его обжигала мысль: какой-то Новочеркасский поручик-канцелярист и мог иметь успех у дамы, благоволившей к доверенному царя сановнику?! Такого Чернышев прощать не Ну а полученные Александром Ивановичем сведения о том, что Василий Дмитриевич был связан с декабристами, лишь усугубили его враждебное отношение к тому.
Масштабы любовных утех Александра Чернышева поистине впечатляют. Его смело можно причислить к русским наследникам Казановы. Однако надо иметь в виду, что прославился он не только и не столько этим. В его биографии нашлось место многим событиям совсем иного рода -тем, что достойны учебников истории.
II
Александр Иванович Чернышев — одна из самых ярких и примечательных фигур периода царствований Александра I и Николая I. Он родился 30 декабря 1785 года в Москве в семье генерал-поручика, сенатора, правителя костромского наместничества. Еще в детстве был зачислен на военную службу вахмистром. А начал повседневную службу камер-пажем в 1801 году. В этом же году присутствовал на коронации Александра I, который стал содействовать его служебному росту. В сентябре 1802 года Чернышев был произведен в офицеры кавалергардского полка. Отличился в Аустерлицком сражении и был награжден орденом Св. Владимира IV степени с бантом. За отвагу во Фридландском сражении был удостоен Георгиевского креста IV степени и золотой шпаги.
В феврале 1808 года Александр Чернышев был направлен в Париж к Наполеону с личным письмом Александра I. С этого момента началась его дипломатическая карьера. В марте 1809 года русский император поручил Чернышеву быть его личным представителем в военной ставке Наполеона в ходе боевых действий против Австрии и Пруссии. Александр Иванович находился при Наполеоне во время взятия французскими войсками Вены.
В 1810 году он был послан с военным дипломатическим поручением в Швецию. С того же года он постоянно находился при дворе Наполеона, являясь также русским военным агентом (военным атташе).
О ненасытной любвеобильности Александра Ивановича были достаточно осведомлены в правящих кругах Петербурга, но ореол пылкого любовника вполне устраивал власть придержащих, ведь истинной целью командировки Чернышева в Париж было создание там широкой разведывательной сети. Да, Александр Иванович был одним из первых русских военных разведчиков в современном понимании этого термина.
Двадцатишестилетний полковник Чернышев добывал бесценные сведения для «Особенной канцелярии» военного министерства России. Русский полковник щедро оплачивал разветвленную сеть своих информаторов в правительственных и военных учреждениях Парижа — и не только государственными, но нередко также личными деньгами. Он регулярно отправлял из французской столицы в Петербург своих курьеров с секретными донесениями.
Главной задачей Чернышева было выведать планы Наполеона относительно России в условиях его возраставшего стремления к мировому господству. Историк А.И. Михайловский-Данилевский отмечал, что Чернышев «безотлучно находился при Наполеоне, сопровождая его на смотрах, на охоте и ежедневно находился в самом тесном кругу сестер, родственников и сановников французского императора».
Кроме того, Наполеон и Чернышев состояли в официальной постоянной переписке. В 1811 году французский император, к примеру, писал Александру Ивановичу: "… даю честное слово, когда вы сами не начнете войны, не нападать на вас прежде четырех лет".
Впрочем, Чернышев отлично знал, что Наполеон лукавит. В сентябре того же 1811 года Александр Иванович доносил в Петербург: «Война решена в уме Наполеона… никакие уступки, никакая сговорчивость с нашей стороны не могут отсрочить участь не одной России, но всей тверди земной».
В своей переписке с Чернышевым Наполеон был однако весьма непоследователен. Наряду с заверениями в своем миролюбии он допускал и такие рассуждения: «Если судьба определила двум сильнейшим державам на земле воевать за пустяки, то я буду вести войну как рыцарь без недоброжелательства и, если обстоятельства позволят, предложу императору (Александру I — А.Д.) завтракать со мною на передовой цепи».
Примечательна резолюция Александра I на полях одного из секретных донесений Чернышева, доставленных из французской столицы: «Зачем не имею я побольше министров, подобных этому молодому человеку?».
Секретная миссия Чернышева в Париже была прервана в 1812 году незадолго до начала наполеоновского вторжения в Россию. Парижская полиция давно держала полковника на прицеле, подозревая, что за амурной шумихой вокруг его имени скрывалось нечто большее. Во время отсутствия Александра Ивановича полиция произвела обыск в его бумагах. Ищейки обнаружили и изъяли записку, которая, как установили эксперты, была написана рукой казненного незадолго до этого за шпионаж сотрудника военного министерства Франции Мишеля. Вскоре во французских газетах появились разоблачительные сообщения о том, что полковник Чернышев занимается тайным сбором сведений военного характера.
Эти публикации вызвали гнев Наполеона. Александр Иванович, находившийся в то время в Петербурге, вынужден был больше в Париж не возвращаться. Вскоре полковнику стало известно, что его разведывательная деятельность в столице Франции была отмечена царскими наградами.
Во время Отечественной войны 1812 года Александр Иванович отличился как командир партизанского отряда, действовавшего в тылу неприятеля. Отряд сформировали из 2500 казаков. Впоследствии отряд пополнялся не только казаками, но даже иностранцами. Первые его рейды были проведены под Москвой, но затем, в 1813 году он действовал на территории Польши и Германии. Отряд особо отличился у стен Варшавы.
Много говорили и писали также о молниеносном рейде отряда Чернышева, открывшем сообщение между разъединенными Молдавской армией и корпусом генерала Витгенштейна. За четверо суток было преодолено в окружении неприятеля 350 верст, форсировано 4 реки, истреблено большое количество обозов, захвачена аптека Наполеона, пленены французские кабинет-курьеры с секретными бумагами. Потери казаков составили всего 4 человека убитыми, 5 ранеными, 6 без вести пропавшими. Что ни говори, донцы были искусны в ратном деле.
Василий Андреевич Жуковский в своем знаменитом поэтическом произведении «Певец во стане русских воинов» воспел наиболее известных героев Отечественной войны 1812 года. Среди них и Александр Чернышев. Причем, одной поэтической строфой Жуковский объединил упоминания о нем и о зяте М.И. Кутузова — полковнике (затем генерале) Н.Д. Кудашеве, тоже партизане:
Кудашев скоком через ров
И летом на стремнину;
Бросает взглядом Чернышев
На меч и гром дружину.
В заграничном походе русских войск, начавшемся в конце декабря 1812 года, казачьими полками, двигавшимися на Кенигсберг и Данциг, предводительствовали М.И. Платов и А.И. Чернышев. Под началом Платова было 24 казачьих полка, в корпус Чернышева входило 10 казачьих полков. Передовые части казаков действовали в глубоких тылах французской армии. 4 января 1813 года был взят Кенигсберг. Вскоре казаки вышли к Висле, переправились через нее и предопределили падение Варшавы.
Впереди был Берлин. Столица Прусского королевства находилась в руках французов. Произошедшее тогда второе в истории взятие русскими войсками Берлина также связано с именем Александра Чернышева. Если в сентябре 1760 года при овладении прусской столицей отличился Захар Григорьевич Чернышев, то в феврале 1813 настал черед его однофамильца Александра Ивановича Чернышева. Как и за 53 года до этого героями взятия Берлина в 1813-м стали вновь донские казаки.
Атаман П.Н. Краснов так описал этот эпизод заграничного похода русских войск: «В феврале 1813 года генерал Чернышев составил летучий отряд из шести казачьих полков, шести эскадронов гусар и драгун и бросился к Берлину, столице Прусского королевства, занятому французами. Русских там совсем не ожидали. Чернышев отдал распоряжение о медленном, осторожном и постепенном занятии Берлина, но когда полк Киселева подошел к воротам, оттуда выехало тридцать французских всадников. Казаки с места в карьер двинулись на них, вогнали в город и влетели за ними в ворота. За полком Киселева вскочил и полк Власова, а за ними и Чернышев. Казаки промчались по улицам Берлина и выскочили на реку Шпрее, протекающую через Берлин. Все мосты через реку были сломаны, кроме одного каменного. На этом мосту стояла батарея из шести пушек. Под выстрелами французской пехоты казаки пронеслись по всем улицам Берлина и потом ушли, по приказанию Чернышева, из города, наводя ужас на весь французский отряд».
Вскоре французы оставили Берлин, который был окончательно занят русскими войсками. Бесспорно, что самым ярким эпизодом овладения столицей Прусского королевства стал дерзкий рейд донских казаков по ее улицам.
И в XVIII-M, и в XIX-м, и в XX- столетиях русские овладевали Берлином. На хронологическом экваторе этой эстафеты победных свершений -легендарный прорыв донских казаков под командованием Александра Чернышева. Он — в летописи памятных событий, которые вписали имя генерала в историю донского казачества.
Затем Александр Иванович проявил себя и во время грандиозной битвы народов под Лейпцигом в октябре 1813 года. На Западе его к тому же называли «покорителем Вестфалии». В Германии была выпушена книга Ф.А.И. Фоншпехта «Королевство Вестфальское и разрушение его генерал-адъютантом Чернышевым», изданная в 1852 году на русском языке.
Войсками Чернышева был взят ряд французских городов. А за овладение городом Шалоном Александр Иванович был удостоен царского рескрипта. В нем Александр I, в частности, писал Чернышеву: «Известное усердие Ваше и храбрость сделали в несколько часов тщетными сопротивление неприятельского гарнизона и где, мгновенно пробив ворота, ворвались Вы с отрядом, вверенном Вам, в город».
Правда, впоследствии в среде декабристов откровенно говорили, что на самом деле все происходило не так, как было описано в царском рескрипте. Чернышева обвиняли в том, что он, будучи прирожденным царедворцем, переусердствовал в собирании монарших милостей. Словом, генерал, делая большую карьеру, отнюдь не избегал наращивать свои реальные заслуги за счет иллюзорных дополнений.
В конце войны Чернышев был особо приближен к Александру I. Они вместе въезжали в поверженный Париж 19 марта 1814 года. В мае-июне 1814 Чернышев совместно с Платовым, Барклаем-де-Толли, Уваровым, Нессельроде был в свите Александра I, совершившего триумфальную поездку в Лондон. В сентябре 1814-го генерал сопровождал русского императора на Венском конгрессе, где решался вопрос о послевоенном устройстве Европы.
Кстати, последняя резолюция Александра I связана с Чернышевым. Резолюция поставлена 7 ноября 1825 года на записке начальника Главного штаба И.И. Дибича такого содержания: «Генерал-адъютант Чернышев, прибывший сего числа из Новочеркасска, испрашивает позволения, может ли быть завтра к обедне во дворце, равно и супруга его, без вторичного представления». Император написал: «Могут».
Примечательно, что вскрытие тела Александра I было произведено на другой день после его кончины в Таганроге 20 ноября 1825 года в 7 часов вечера в присутствии именно Чернышева.
При новом императоре Николае I Александр Иванович отнюдь не потерял своей близости к монарху. Ему продолжали давать чрезвычайные поручения. В начале царствования Чернышев прежде всего запомнился как член следственного Комитета по делу декабристов, игравший в нем ведущую роль.
Это одна из тех страниц Чернышевской биографии, которая отбросила мрачную тень на его многогранный портрет в историческом интерьере русской действительности. Современный зритель может только удивляться, каким разными красками написан этот образный портрет, каким до неправдоподобности многоликим предстает на нем Чернышев!
Декабристы вспоминали, что Александр Иванович вел допросы с пристрастием, стремился оскорбить подследственных. Так, декабрист В.И. Штейнгель свидетельствовал: «3 января 1826 года ранним утром меня арестовали и 6-го в 5 часов утра привезли в Петербург прямо до дворец. Здесь началось с того, что дежурный генерал-адъютант Чернышев оскорбил меня своею грубостью и угрозами. Из другой комнаты, где заметно было, что спал и только одевался, он закричал скалозубовским басом: «Что вы там задумали! — Мы все знаем. — Отведите его в фельдъегерскую „Трудно описать, до какой степени наглость эта возмутила дух мой».
Декабрист СП. Трубецкой рассказывал: “Чернышев с язвительной, показалось мне, улыбкою объявил мне, что ответы мои на большой допрос и феврале… оказались пустыми (т.е. Комитет был ими недоволен, потому что они никого не запутывали)».
В своих записках декабрист Н.Р. Цебриков вспоминал: «Меня всего только раз и приводили в тайный Комитет и, надев железные наручники не трогали до самого апреля, в конце которого сняли с меня железы и обрили бороду, потребовали к коменданту и ввели в комнату для очных ставок, где сплели два генерал-адъютанта: Бенкендорф и Чернышев. Первый был очень тих со мной, а последний как змея, так бы кажется и бросился на меня… вдруг Чернышев разразился бранью на меня, что из меня следовало бы жилы тянуть».
В мемуарах декабриста A.M. Муравьева о членах следственной комиссии сказано: «Среди них особым
озлоблением против нас выделялись Чернышев и Левашов; им обоим по преимуществу и было назначено быть нашими допросчиками. Все средства казались для них хороши. Они предъявляли ложные показания, прибегали к угрозам очных ставок, которые затем не производились. Чаше всего они уверяли пленника, что его преданный друг во всем им признался. Обвиняемый, затравленный, терзаемый без пощады и милосердия, в смятении давал свою подпись. Когда же его друга вводили в зал заседаний, то не мог ни в чем признаться, так как ничего не было.
В воспоминаниях Муравьева приведен и такой показательный факт: будущий наказной атаман Войска Донского Павел Христофорович Граббе, проходивший по делу декабристов, заявил Чернышеву, как члену следственного Комитета отвод, мотивируя его тем, что во время заграничного похода столкнулся с недостойным поведением Александра Ивановича в боевой обстановке. „Полковник Граббе, — писал Муравьев, — известный благородством своего характера, весьма заслуженный офицер, будучи спрошен Чернышевым, заявил отвод против него, объяснив, что во время кампании 1814 года, в одном деле, которое он имел с неприятелем, он тщательно звал Чернышева с его отрядом присоединиться к нему и что Чернышев, не пожелавший разделить опасности, был оскорблен им, Граббе, грубыми словами“. Вынудил, мол, это сделать!
Тринадцатого июля 1826 года А.И. Чернышев вместе с петербургским генерал-губернатором П.В. Голенищевым-Кутузовым руководил в Петропавловской крепости казнью пятерых руководителей декабристского восстания — П.И. Пестеля, СИ. Муравьева-Апостола. М.П. Бестужева-Рюмина, П.Г. Каховского, К.Ф. Рылеева.
Находившийся в заточении в Петропавловской крепости декабрист СП. Трубецкой вспоминал: „Мы заметили столбы на валу одного бастиона крепости. Это была виселица, которая еще не имела перекладины, и в нашем отделении казни товарищей мы видеть не могли. Народу было немного. Я уже в своем номере узнал от соседа своего, что наших товарищей повесили… пришедший священник подтвердил эту весть. Рассказывал о их смерти, которая его тронула до глубины души. Он теперь и после не мог говорить без глубокого умиления. Особенно о Рылееве, Муравьеве и Пестеле… У двух первых (также у Каховского — А.Д.) оборвались веревки, и Чернышев закричал, чтоб скорее повторили над ними казнь. Священник сказывал, что он ежеминутно ожидал гонца о помиловании и, к крайнему удивлению, тщетно“.
С документальной точностью трагическая сцена казни пяти руководителей восстания декабристов запечатлена в историческом романе Марии Марич „Северное сияние“. Читаем: „Наконец, палач спрыгнул со скамьи на взрыхленную возле эшафота землю, глубоко уйдя в нее рыжими сапогами.
К нему подскакал петербургский генерал-губернатор Голенишев-Кутузов. Выразительно проведя рукой по шитому вороту своего мундира, он спросил:
— Можно?
Палач утвердительно кивнул головой.
Голенищев пришпорил коня. Через минуту он с трудом сдержал его возле генерала Чернышева, тоже сидевшего верхом на пегом жеребце.
— Дайте знак начинать, генерал? — сказал Голенищев. Чернышев поднял саблю. Забил барабан ...
Барабанщики, дружней! — надрывно закричал Чернышев.
Рассыпавшаяся барабанная дробь заглушила вопль ужаса, вырвавшийся у всех, кто смотрел на виселицу.
Над рухнувшей в яму доской вздрагивали два тела.
Чернышев и Голенищев взапуски подскакали к эшафоту и заглянули в яму. Нa дне копошились трое остальных.
Веревки оборвались, что-ли? хрипло спросил Чернышев. Никак нет, лязгая зубами, ответил плац-майор, они, видно, отсырели ,., и тела соскользнули… Поднять и повесить! Не медля вешать! распоряжались генералы“.
Известно, что после казни Чернышев решил ради устрашения показать заточенным в крепости декабристам их повешенных вождей. Он приказал провести перед виселицами выстроенных в несколько каре узников Петропавловки. Мало кто знает, что эта затея Чернышева чуть было не о6ернулась попыткой плененных декабристов разоружить своих конвоиров и направить оружие против ставленников Николая I. Словом, речь могла идти о продолжении декабрьского восстания.
Декабрист Н.Р. Цебриков свидетельствовал „Генерал-адъютант Чернышев большой каре (составленный из выстроенных декабристов — А.Д.) приказал подвести к виселицам. Тогда (декабрист — А.Д.) Федор Вадковский закричал: “Нас хотят заставить быть свидетелями казни наших товарищей. Постыдно быть безучастными свидетелями этого зрелища. Вырвем ружья у солдат и бросимся вперед» (по французски). Множество голосов отвечало: «Да, да, да, сделаем это», но Чернышев и при нем находившиеся, услышав это, вдруг большой каре повернули и скомандовали идти в крепость. Чернышев показал необыкновенную ревность на экзекуции этим маневром. Усердие его, можно полагать, непременно превышало всякое данное ему наставление Николаем. Адская мысль подвести любоваться виселицами, но которых уже висели Мученики, принадлежит собственно Чернышеву, а не Николаю".
О подробностях казни Чернышев лично доложил императору. В записке о приведении смертного приговора в исполнение, оправленной Николаю I 13 июля 1826 года сразу же после казни, сказано: «Ваше величество, фельдъегерь Чаусов доставит Вам донесение генерала Кутузова об окончании исполнения приговора над злодеями, а вслед за ним прибудет генерал Чернышев, чтобы донесть Вам о том же словесно и откланяться в то же время у Вашего величества».
В 1826 году царь пожаловал Александру Ивановичу титул графа, а в 1849 году титул светлейшего князя. В 1827 году Чернышев стал сенатором. В 1828 году он был назначен управляющим военным министерством. Два десятилетия, с 1832 по 1852 год, занимал пост военного министра России. Он закрепил рекрутскую систему комплектования армии, предельную централизацию деятельности военного ведомства. Считается, что он был ярым приверженцем «палочной» дисциплины и изжившей себя линейной тактики.
Характерно, что на всех постах, которые занимал Чернышев, он не забывал о своем призвании разведчика и широко пользовался услугами секретных агентов.
Даже находясь в Новочеркасске (в начале 20-х годов), он использовал свою любовницу жену почмейстера Летуновскую, которая исправно перехватывала письма всех влиятельных местных чиновников и предоставляла ему копии с них.
Многие годы Чернышев фактически курировал деятельность российской военной разведки. Ему удалось выведать ряд важных секретов в области зарубежной военной техники. Так, в 1831 году Александр Иванович с помощью своего агента в Лондоне получил ценнейшие сведения об изобретенном в Англии ружье с нарезным стволом, которое заметно превосходило по своим боевым характеристикам известное до того стрелковое оружие.
Российские дипломаты в Париже, используя «подсказку» Чернышева, сумели приобрести за большие деньги в 30-х годах XIX столетия необходимые сведения о последних достижениях французских инженеров в области производства новых типов артиллерийского оружия.
Удивительный парадокс: в современной исторической литературе на Чернышева возлагается ответственность за военно-техническое отставание России, повлекшее за собой тяжелое поражение в Крымской войне 1853-1856 годов. Между тем, именно он организовал широкий сбор разведывательной информации о достижениях военно-технической мысли в Европе, и очень многие важнейшие сведения такого характера оказались в Петербурге. Однако факт остается фактом: они не были использованы для сколь-нибудь значительного перевооружения русской армии.
В последние годы царствования Николая I служебная карьера Александра Чернышева достигла своего пика. Он стал высшим государственным чиновником Российской империи. В 1848 году Александр Иванович возглавил Государственный совет и одновременно Комитет министров России.
Восемь лет Чернышев совмещал эти посты, причем, более года, с февраля 1855-го по апрель 1856-го, уже при новом императоре — Александре II. Однако с масштабными переменами в стране, произошедшими при нем, деятельность Александра Ивановича почти не была связана. Отставка 80-летнего светлейшего князя Чернышева с высших государственных постов была приурочена к 17 апреля 1856 года — дню рождения Александра II. Кстати, к этому дню были подготовлены значительные перемены в составе всего высшего управления империи, позволившие убрать с ключевых государственных постов ставленников Николая I.
После своей отставки Александр Чернышев прожил еще немногим более года. Он скончался в июне 1857-го в далекой Италии, в местечке Кастеламаре-де-Стабия.
III
Деятельность Чернышева оказала заметное воздействие на ход событий донской истории, особенно в период царствования Александра I, хотя без сомнений это воздействие было весьма значительным и в дальнейшем. Александр Иванович, успешно предводительствовавший донскими казаками и сражениях против Наполеона, был направлен царем для организации обустройства их послевоенной жизни. Высочайшим повелением от 10 марта 1819 года в Новочеркасске организовали «Комитет об устройстве Войска Донского», важнейшей целью которого было «собрать воедино все узаконения относительно Войска Донского» и «соотнести их с настоящим порядком вещей», т.е. подготовить реформы на Дону.
Чернышев был прислан в Новочеркасск в апреле 1819 года в качестве представителя военного министерства при этом Комитете.
Впоследствии он сообщил Александру I об «ужасе, который правители края испытывали при одном известии о его командировании на Дон». Однако на самом деле это была обеспокоенность донских властей не столько дальнейшим присутствием в Новочеркасске «ревизора» из столицы, сколько его предполагавшейся деятельностью по ограничению всевозможных проявлений их независимости и самостоятельности. И надо сказать, эти опасения полностью подтвердились.
Между войсковым наказным атаманом Адрианом Карповичем Денисовым и прибывшим на Дон Чернышевым началось неравное противоборство. Положение атамана усугубилось мощным восстанием донских крестьян, развернувшимся весной и летом 1820 года. Чернышев обвинил Денисова в пособничестве их выступлениям. Атаман по этому поводу писал: «Теперь Чернышев из бывших при нем чиновников, как слипалось мне известно, составил комиссию, сокрыто от меня, и она нашла меня в этих неустройствах, буйствах и неповиновении крестьян виноватым, я почему? Я и доныне не знаю.»
Двадцать восьмого апреля 1820 года Александр 1 направил рескрипт на имя Чернышева и Денисова. Петербургскому генералу поручалось усмирение сальских крестьян и предоставлялись неограниченные полномочия. Наказному атаману предписывалось содействовать в этом.
Речь шла о подавлении крупнейшего крестьянского выступления, сопоставимого по масштабам с восстанием Емельяна Пугачева. Выполняя предписания царя, Чернышев проявил себя как жестокий каратель. Подчиненные ему войска, имевшие в своем составе кавалерию и артиллерию, занимали одну мятежную слободу за другой, зачастую арестовывали их жителей, расправлялись с непокорными.
Лишь привлечение большого числа регулярных войск позволило подавить это грандиозное крестьянское выступление. Всего было усмирено 256 селений с населением более 25 тысяч человек. За проведение этой Карательной экспедиции Александр I пожаловал Чернышеву орден.
В своих донесениях в Петербург Чернышев сообщил о тех «холодности и равнодушии», с которыми, якобы, выслушивал Денисов жалобы владельцев на неподчинение крестьян, а также указывал на его определенную медлительность в отдаче распоряжений по их усмирению. Явные отголоски этих доносов Чернышева звучат в рескрипте Александра I на имя Денисова, в котором вина за выступления крестьян недвусмысленно была возложена на атамана.
В рескрипте царя, в частности, говорилось: «Огласка в непристойном виде указа моего на имя Ваше от 10 декабря 1819 г. вопреки прямого смысла моих повелений и словесных, и письменных советов, до Вас дошедших, была главной причиной столь необычайного разлития духа неповиновения и своеволия между помещичьими крестьянами на Салу и в Миусском начальстве; недеятельность же в пресечении действия сей неосторожной огласки и слабости в мерах войскового правительства… также совершенно падают на Вашу ответственность».
В конце 1820-го и начале 1821 года взаимоотношения между Чернышевым и Денисовым до предела обострились. Атаман, объясняя причины конфликта, писал о том, что Чернышев думал найти в нем начальника слабого и управлять им, но ошибся, а поэтому и мстит.
Денисов, не желая видеть Чернышева, перестал бывать на заседаниях Комитета, занимавшегося составлением Положения о Войске Донском. Журнал заседаний Комитета ему присылали на дом для прочтения и подписания. Однажды этот журнал был доставлен от Денисова помятым и запачканным. Разразившийся скандал сделал положение атамана еще более шатким.
В конце января 1821 года, когда Чернышев находился с Александром I в словенском Лайбахе (Любляне), оттуда последовало высочайшее повеление о смене атамана. Тогда же, 27 января, им был назначен ставленник Чернышева Алексей Васильевич Иловайский. А Чернышев получил назначение председателя Комитета, который возглавлял до этого Денисов, и по существу стал полным властителем на Дону. К его возвышению был причастен влиятельный граф Аракчеев. По словам историка, Чернышев «купил это новое положение у Аракчеева тем, что воспел его военные поселения в письме к нему».
Против же бывшего атамана Денисова был выдвинут ряд обвинений и начато судебное преследование. Причем, оно продолжалось ровно двадцать лет и было прекращено только после смерти Денисова в 1841 году. Чернышев предпочитал мстить своим противникам до их последнего дня. Еще в 1820 голу Иловайский вошел в Комитет по составлению Положения об устройстве Войска Донского. Став наказным атаманом, он получил в этом Комитете постоянного соглядатая в лице представителя министерства юстиции тайного советника Болгарского. Тот оказался глазами и ушами Чернышева.
Долгое время считалось, что Иловайский пользовался полной поддержкой Чернышева и являлся его доверенным лицом. Однако атаман все более тяготился опекой петербургского генерала, напоминавшей смирительную рубашку. Непреодолимая трещина в их взаимоотношениях возникла после того, как Иловайский передал царю Записку о недостатках нового Положения об устройстве Войска Донского. В ней была поставлена под сомнение полноценность выработанного под руководством Чернышева Положения, призванного регулировать жизнь донского края.
Основные недочеты этого Положения в Записке Иловайского сводились к следующему: во-первых, при его составлении Комитет был лишен возможности «руководствоваться требованиями жизни»; во-вторых, не был подготовлен предварительный полный свод всех установлений и обычаев донских казаков, существовавших до того времени и приобретших силу закона; в-третьих, применявшиеся в жизни предположения Комитета оказались «несообразными с порядком вещей или противоречащими пользам края, а в некоторых случаях и вовсе невозможными к исполнению».
Атаман обращался к царю с просьбой о высочайшем повелении, чтобы Положение еще рассмотреть с большим вниманием членам, избранным всем войсковым обществом".
В письме к царю Чернышев, не скрывая явного негодования позицией Иловайского, докладывал: «Атаман, осуждая состав и порядок занятий Комитета, явно присвояет небывалое в России право избрания доверенных членов общества или народных представителей… Мнения его уже делаются опасными и не могут быть допустимыми, потому что легко распространялись бы в суждения вольнодумно».
Затем последовала подстроенная Чернышевым дотошная проверка состояния служебных дел в Войске Донском. Против атамана было выдвинуто обвинение в допущении «беспорядков и злоупотреблений».
В итоге, Чернышев добился смешения (24 февраля 1826 года) своего бывшего ставленника наказного атамана Иловайского и организовал его судебное преследование. Словом, Иловайский разделил судьбу Денисова. Недаромже то время иногда называют «эпохой борьбы Чернышева с атаманами».
Задуманные Александром Ивановичем реформы на Дону декларировались им как предназначенные для зашиты интересов казаков. Однако на самомделе это было не совсем так. Главное состояло в том, что реформы предполагали дальнейшее ограничение еще сохранившихся проявлений