Часть 4 - Казачий хутор Садки

После развала фронтов Первой мировой войны М. Н. Копанев в 1918 году вернулся домой. Внук Вячеслав видел фото — дед сидит, крепкий казачина, на груди три Георгиевских креста, рядом стоит товарищ, эта фотография в памяти осталось навечно. Дома было большое хозяйство, жена молодая Мария, поэтому Михаил больше воевать не хотел, в политику не лез. В течение бурного 1918-го и весны 1919 года он в боевых действиях за белых или красных не участвовал, от принудительных мобилизаций с обеих сторон скрывался.

Везло до поры, до времени. Весной 1919 года М. Копанев с двумя работниками поехал пахать яровые, недалеко от Садков. Взяли волов, четыре коня, земля была подальше, за изгибом реки. Вечером сели у костра, огонь заметен далеко, в степи нет помех для взгляда. Галушки стали варить. Подъехал конный отряд, примерно человек 30, это были калмыки, кто они — красные или белые, не представились. Командир сказал:

       — Какой справный казак, мы тебя и твоих работников мобилизуем, батраки пойдут в солдаты. Быков порежем на провиант, а лошадей заберём.  

Бывший фронтовик не сдержался, вспылил и сказал:

— Свистну казаков из Садкова, прилетят и порубят вас к чёрту.

Командир выхватил саблю и со словами:

— Ты ещё мне угрожаешь! — зарубил Михаила.

       Затем они зарезали быков, забрали мясо и лошадей. Один из работников ушёл пешком ночью в степь, второй знал местность, воспользовавшись моментом, ярами на коне намётом скрылся от моботряда. Ночью прискакал в Садки с криком:

— Казаки, Мишку Копанева зарубили!

Казаки  по  сполоху,  в  одном  исподнем, кинулись с шашками в

степь, но убийц в темноте не нашли.[1]

Образованные красными продовольственные комитеты приступили к взятию на учёт, покупке за бесценок и вывозу «излишков» хлеба в центральные районы страны. Зачастую хлеб и скот брали волевым порядком, что доходило до необоснованно суровых  экспроприаций,  когда  вычищали  запасы,  отнимая  даже семенное зерно.[2]

Гражданская война закончилась, а продразверстка, вплоть до 1921 года, осталась. К старшему Копаневу, в Щеглах, пришли продотрядовцы:

— Какой у тебя дом справный, на чём крутишь и где твой хлеб?

Тот нашёлся:

— Яблочки продаю, хлеб растил в Садках мой старший сын, его убили. Есть только яблоки и груши на деревьях.

Один продотрядовец полез на дерево, сорвал яблоко, а оно зелёное, зреть да зреть. Так и оставили казака в покое.

У семьи Поповых в 1920-е годы богатства большого не было, но жили в достатке. К ним тоже пришли агенты продразвёрстки. Спросили:

         — Вы богатые?

         — Да.

         Огляделись вокруг:

         — Какие же вы справные? Прасолы какие-то, а не богатые.

        И ушли, ничего не забрав. Раскулачивание В. Попова не коснулось, хотя дядьёв постигла эта участь.

На землях хутора, километрах в четырёх от Садков, в 1920-е годы скрывались казаки, участвовавшие в войне на стороне белых. Они в поле вырыли землянку, там жили. Еду привозили родственники из станицы Жуковской, за 20 километров. Однако вскоре их разоблачили и арестовали.

Поредевшая семья Копаневых в 1920-е годы продолжала заниматься хозяйством на хуторе Садки. На снимке виден их основательно выстроенный дом. Надевать казачью форму стало опасным, пришлось фотографироваться в простой крестьянской одежде.

Семья Копаневых, сидят Николай Андреевич, Мария Ивановна, Николай Николаевич, стоят Иван Николаевич, Галина Николаевна, Пелагея Николаевна, х. Садки, 1920-е гг. 

Хутор Садки числился в 1923 году в Цымлянской волости, затем был переведён на учёт в Барабанщиковский сельсовет Дубовского района. В 1926 году переписчики насчитали 43 семьи, 198 жителей, из них 175 казаков.[3] Была школа 1 ступени. Улица, которая вела на хутор Барабанщиков, называлась Главной, перпендикулярно к ней стояли дома на улице в направлении дороги на хутор Щеглов.

       Семья Ивана Романовича Паршина переехала в хутор перед революцией, поселились в конце Главной улицы. Самой старшей из детей была Анисья, она вышла замуж за командира Красной армии. Он попал в плен, просидел долгое время в лагере у белых, держали в карцере, избивали. Возвратился домой больной и обессиленный, через два года умер. Двое малолетних детей несчастной женщины умерли в годы Гражданской войны от тифа.

       Паршины жили наискосок от Василия Ивановича Попова. Его сыну Петру сразу приглянулась справная и боевая девочка Шура. Пётр и Александра в начале 1930-х годов создали семью, родились дочери Зоя и Юля.

        Колхоз им. Кагановича образовался в 1930-е годы, в него вошли жители Щеглова и Садков, в Садках была контора колхоза.

        Пётр Васильевич Попов трудился в колхозе трактористом, казак был видный, «первый парень на селе». С весны по осень он работал на тракторе, а на зиму технику отгоняли в Дубовскую МТС, на ремонт и обслуживание. В колхозе работа оценивалась в трудоднях, а в МТС платили «живыми» деньгами. Александра всю жизнь работала в саду колхоза, в поле, на сенозаготовке.

       Кроме работы на тракторе, П. В. Попов в колхозе ещё и зерно молол — ячмень, жито. Жена Шура просила, чтобы хоть полведёрка зерна домой принёс, но он был честным работником и не позволял нарушить закон. Да и меры к «несунам» тогда были строгие.[4]       Вместе с Василием Зыбиным они были направлены с тракторами на Финскую войну, доехать не успели, им велели оставить технику и возвращаться. В Великую Отечественную войну на фронт Петра не забрали, имелась бронь тракториста. Несколько раз пытался записаться в РККА, но труженики в колхозе были нужнее.

       Потомкам нужно знать, какие трудности испытали их деды и отцы. Работа была тяжёлой, от зари до зари. Зоя Попова с восьми лет нанималась пасти телят, питаясь только хлебом, да водой. С 10 лет ходили с родителями собирать колоски на скошенном поле. Убирала хлопок, работала сеяльщиком, прицепщицей — тряслась с утра и до вечера на агрегате, на 15 человек варила в бригаде обеды, а в 14 лет направили на ферму работать дояркой. От бабушки Аксиньи переняла Зоя искусство сноровисто вершить сено, хоть на телегу, хоть на стога. Четыре девушки от колхоза им. Кагановича в 1948 году были направлены на 45 дней строить железную дорогу Цимлянск – Морозовская. Паёк выдавали по 300 граммов хлеба на день, два куска солёной селёдки и два кусочка пиленого сахара. Остальное, чтобы выжить, брали из дома — крупа, сухофрукты. На постой их определили в многодетную семью, делились с голодными детьми даже таким скудным довольствием.  

         Поповы: Александра Ивановна, Пётр Васильевич, Зоя Петровна

Даже Михаил Гриенко — правнук Аксиньи, сын Зои Петровны, унаследовал навыки скирдовщика. В районной газете «Светоч» управляющий В. И. Снежко отмечал его мастерство на сеноуборке.

Колхозным кузнецом работал Сергей Никифорович Попов, он ещё до войны стучал молотом в кузнице колхоза им. Кагановича, а затем работал по специальности в совхозе «Восход», в селе Дубовском.

       Регулярно в хозяйстве проводились собрания коллектива. Если перед собранием бригадир произносил: «Шурки! Вам быть обязательно!» — это означало, что после будут танцы с песнями. Фраза была адресована Шуре Поповой и Александру Жеребятьеву, потому  что  задорней  и  лучше  танцоров  в хуторе не было. Колхоз

построил клуб, показывали кино.[5] Киномехаником был В. И. Колыбельников, он возил коробки с кинолентами из райцентра в Садки. Дети садились на пол перед экраном. На первом показе фильма, когда на них стала «литься» вода с полотнища, ребята закричали и убежали из клуба. После работы молодёжь шла в клуб, начиналась репетиция драматического кружка.

[1] Респондент В. М. Копанев, 1945 г. р., записано в с. Дубовском в  апреле 2019 г. Интервьюер В. А. Дронов.

[2]Родин Г. Г. Продовольственный плацдарм революции. Волгоград, 2010. С. 49.

[3] Поселенные итоги переписи 1926 года по Северо-Кавказскому       краю.  Ростов н/Д, 1929. С. 219.

[4] Воспоминания З. П. Поповой.

[5] Дронов В. А. Социально-экономическое развитие Дубовского района Ростовской области в 1934–1940 годах. // Социальные практики   региональной истории XX века. / Юж.-Рос. гос. политехн. ун-т (НПИ) им. М. И. Платова. Новочеркасск, 2017. С. 9.